![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Йосеф и Томас Манн
Помню, с каким удовольствием в свое время я читал тетралогию Томаса Манна про Йосефа. Этот роман да еще тонкая книга Косидовского, – вот, собственно, и все, что в ту пору было у нас про Тору и праотцев. Потом появился перевод Хумаша в черной, как хилазон, обложке с параллельным оригиналом и чьими-то полубезумными комментариями понизу, украшенными ятями и твердыми знаками. Но вначале был Томас Манн.
И вот, уже на первых занятиях – прямо посреди урока рава Эссаса – возникло у меня недоумение: что немецкий романист знал из Торы про то, о чем взялся писать? Бросился я проверять по нему мидраши и комментарии Раши (вы таким странным делом никогда не занимались?) – но удивление не прошло и по сей день.
Понятно, что никаких претензий ни к одному художнику слова ни у кого быть не может. На то и художник, чтобы художничать "по полной".
Но все равно интересно: почему не удосужился узнать, как сами евреи трактуют эту историю[1]. Я бы на его месте пошел и спросил. Тем более что у евреев получилось намного более интересно, глубже и захватывающе, нежели у немца.
Пример. Известно, что центральная фраза всего сюжета: "Я Йосеф, ваш брат! Жив ли еще мой отец?" Если вы откроете книгу Манна, то увидите, что для психологического европейского романа это всего лишь эмоциональный всплеск измученной души.
А как у нас?
Вот я и спрашиваю: в чем коллизия между двумя подходами – еврейским и писательским?
По Томасу Манну, Йеуда защищает Биньямина перед грозным правителем, предлагает отпустить того, иначе их отец умрет с горя. Йосеф не может себя больше сдерживать – и, заламывая свои руки, кричит на весь кинотеатр: "Ах, божеж мой, я Йосеф! Вы меня узнаете? Жив ли мой отец, я не могу стать причиной смерти своего любимого отца! Ай-ай-ай и т.д.". То-то он молчал до безобразия много лет и ни слова не передал отцу из Египта. То-то он только сейчас заволновался об отце, хотя братья ему уже несколько раз спокойно объяснили, что их отец жив и здоров, они только что к нему ходили, – вот, он даже Биньямина разрешил им взять с собой[2].
А теперь картина Торы. Йеуда не может позволить Биньямину остаться в заложниках. Возьми меня, говорит он неузнанному Йосефу, иначе наш отец умрет с горя. (Вроде, все то же самое, что и в первом варианте. Но вот оно, начинается.) Йосеф с удивлением на него смотрит – и произносит свой короткий монолог.
"Умрет? Ты говоришь, умрет? Так вот, я Йосеф, тот самый, о котором он думает, будто я пропал, убит, продан, исчез. И что? Разве он умер с горя?! А раз так, то, и потеряв Биньямина, не умрет". Поэтому ты, Йеуда, не прав, а я прав! – И Йеуда повержен, побежден, его лишили последнего аргумента. Теперь он может без Биньямина возвращаться домой, побитый как собака, он потерял еврейский народ, никакого будущего у истории нет, он ошибся. Где он ошибся? Неужели тогда, когда предложил продать Йосефа проезжающим купцам? Но он не мог поступить иначе! Всевышний, объясни, что тут происходит!!
У нас – противостояние двух взглядов, двух позиций. У них – всего лишь внутренняя семейная сцена, смонтированная художественным монтажом, пусть наполненная драматизмом и эмоциями, но вот, скоро пройдет смена вех в Европе, изменится институт семьи – и люди перестанут ее понимать, эту сцену.
А у нас она навечно.
** **
Да, кстати, я тут снова взялся за старое. Вывесил очередное эссе из цикла "Трудные места в Торе". На этот раз про Йосефа. Так и называется "Рубашка Йосефа". Предлагаю посмотреть. Но предупреждаю – там только первая глава.
А продолжение я в свое время написать не успел. 15 лет уже прошло. Печально, конечно((
[1] Роман он начинает писать в 1933 в Цюрихе, куда только что переселился из Германии. Ну так там, как доносит разведка, всегда было полно соблюдающих евреев. Достаточно улицу перейти к первой синагоге.
[2] Фомам-неверующим могу предложить открыть четвертый том книги, называется "Йосиф-кормилец", там, в Шестом разделе "Священная игра", есть две главы с этим монологом: "Это я" и "Не ссорьтесь". В первой главке вся речь уписана в короткую фразу: "Ребята, это же я. Ведь я же ваш брат Иосиф". Во второй чуть пошире, но суть мы передали правильно. Фраза: "Скажите, жив ли еще отец мой?" идет боком, она там совсем неуместна, видно, что писателю она мешает. – Смотрите сами, если не лень.
no subject
И откуда Томас Манн мог его знать? И откуда могли его знать евреи Цюриха, мало интересовавшиеся происходившим в Бриске?
no subject
Кстати, об этом мой пост: неужели у Т.М. ни на минуту, когда писал отсебятину, не было догадки, что за всем этим стоит многовековое знание? (Чем-то он мне напоминает соврем. богословов.)
no subject
хорошее начало: "давно не читал, но". ))
А насчет "автора художественного романа" вы повторили мои слова - действ. что с него можно взять?
И еще. По поводу "проштудирования мидраша" автором - тоже спасибо. Сегодня модно писать: улыбнуло.))
И то же самое про "более знающих людей". Более, чем кто? Чем мы с вами? Это вряд ли.))
no subject
no subject
no subject
no subject
2. Во-вторых, он был в высшей степени культурным и приличным человеком, почти антифашист. И никогда не антисемит. Но! Как видим, до наличия еврейских знаний даже не догадывался. И как и все европейцы-интеллектуалы искренне полагал, что сам, в одиночку, может изобрести любой велосипед - хотя бы на тему истории про Йосефа. Получилось просто изложение, перепев бытовой истории, хотя и рассказанный с пафосом.
no subject
no subject
Ой, што-то мудрено у меня вышло.))
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Вспомнилась "Суламифь" Куприна. Он такой хороший писатель, а этот рассказ - ну откровенная бульварщина.
Почему Иеуда не мог поступить иначе? Потому что мог сохранить жизнь Йосефу только таким образом?
Каких современных богословов Вы имеете ввиду?
no subject
Этому есть много объяснений в мидрашах. Наиболее принятый ход: хотел спасти от смерти.
Про богословов - это реплика, высказанная мной в адрес человека, который меня понял. Т.с., деталь частной переписки, не обращайте внимания.